Олди, раз ты прибралась, продолжим...
19ХХ (продолжение 11.08.08)
Хера фюрера убили партизаны, месяц спустя… Среди них был Александр Иванович Зольженицын, которого сгноят позже, именно за то, что он сейчас курит с наслаждением «козью ножку» и думает, что тоже осуществляет Советскую Власть и Справедливость. В тоже время, сегодня вечером с «большой земли» поднялся плоский ночной бомбардировщик и сейчас летел через ночь над «кустом», т.е. – зоной, контролируемой партизанскими отрядами. Их было четверо – два пилота в коже с хронически красными глазами, специалист НКВД и тень с мелким званием. На исходе четвертого часа бомбардировщик попал в луч прожектора над станцией Гожая, и его задело осколками зенитного снаряда. Несмотря, что в импровизированном салоне горели две мирные лампочки, что в стакане не выплескивался чай, и даже, несмотря на недоеденный бутерброд на столе, - стрелка уровня правой группы бензобаков внезапно клюнула и упала в ноль.
- Б%я!, - сказал правый летчик, - все-таки достали!
- Впервой, что ли? Горючки назад хватит. Бывало хуже.
Правый летчик что-то включил, чай в стакане выплеснулся, но через два чиха правый карбюратор вдохнул животворную смесь.
- Разворачиваемся. Над Гожей больше не пойдем, скажи пассажирам…
Левый летчик вышел в «салон».
- Товарищ… военспец (ничего лучше на ум не пришло). Товарищ военспец, мы возвращаемся.
- Почему?
- Баки пробиты, топлива осталось только «на домой».
- А если лететь прямо, на сколько его хватит?
- Вы теоретически?!
- Практически, ведь задание еще никто не отменил.
- На православный крест без отпевания! При всем моем уважении, вы тут – пассажир…
- Сука, хайло прикрой и иди в кабину!
На ночных бомбардировщиках нервные не служат. Острословы называют их «коммуналками», поскольку «живут» на них в небе два пилота, бортмеханик, штурман и стрелок-радист. Летит «коммуналка» за линию фронта и вся надежда на этих остряков-истребителей. «Черные кресты» вынырнут из-за солнца - остается только молится. Если забыли тебя истребители – стреляет радист, а у него, хоть и башня стеклянная о двух стволах, но одного на троих-четверых не хватит. Не так часто разлетаются в пыль бомбардировщики, как это в фильмах, просто отворачивают, выходят из строя. И тогда начинается самая тяжелая работа – не упасть на территорию противника пока можно заставить работать хотя бы один из четырех моторов. Жители коммуналок – холодные инженеры-практики…
- Вы, кажется, не понимаете, что мы не на корабле и не в танке. Мы – в небе!
- Не понял?!
Левый летчик поморщился и повернулся спиной, давая понять, что просвещение пассажиров закончилось. Он уже держался за ручку пилотской кабины, когда за спиной сухо хлопнуло…
После ухода партизан, такого же внезапного, как и их появление, в деревне воцарилось безвластие. Естественно, что каждый мужик шкурой понимал, что будут пороть – неважно, кто – свои, или немцы, - и если с последними понятно, то свои выпорют именно за гипсового Ленина, который продолжал лежать за нужником, в луже самого, что ни есть материалистического материализма. Приходили двое партизан, с мешками и кринками, помня времена военного коммунизма, еды им не дали, а послали обратно в лес. На следующий день исчезли две коровы и железный ящик-сейф из сельсовета, исчезли качественно, собаки ночью молчали. Ночью за линией фронта поднималось зарево, далекое, зыбкое. Иногда по дороге, километрах в пяти отсюда проходили военные части, сытые, свежие, мордатые. Шли, закатив рукава и жуя травинки, если бы не «шмайссеры» на брюхе, их можно было бы принять за колхозных мужиков из недалекого, как обещали, бесплатного строя.
Над всем этим летел военный специалист со стеклянными глазами и кожаным планшетом в сопровождении ординарца - тени. И левый пилот летел на полу, летел вместе со с своей Ирой из Твери, убитой той же пулей «энкавэдешного» нагана, - фото Иры лежало в нагрудном кармане и продырявилось вместе с сердцем. Правый пилот держался молодцом, держался за штурвал и не задавал вопросов. Впрочем, у него в голове работала одна и та же мысль – выйти на линию зенитного огня и улететь вместе с голубым околышем к е%ней матери. Его звали Коля, а убитого – Саша, если Истории это что-либо скажет…
- Ёк бензин сказал он, даже не оборачиваясь.
- Потрудитесь доложить по форме!
- Дохнуть надо, товарищ комиссар. Впрочем, можете воспользоваться парашютом, фашисты очень обрадуются такой пташке!
Чекист промолчал, спокойно поправляя на себе лямки парашюта.
- Воспользуюсь. Как открывается дверь?
- Ручку вниз и на себя.
- Прощай, парень.
Летчик чуть подождал оборачиваться, ожидая своей пули в затылок, а когда обернулся, чекист уже присел над бездной порога открытого люка и, натянув очки, решительно рухнул головой вниз. В самолете остался только юноша, все еще не понимающий, куда ушел его наставник, и что делать дальше.
Пацаны принесли в деревню дырявый ребристый термос и красивую, но пустую бутылку из-под коньяка. Иногда проходящие части оставляли за собой и более полезные вещи…
Он приземлился ровно, как на полигоне «Осавиахима», кандидат в мастера спорта, железное сердце и холодные руки, чекист Александр Иванович Гущин. Отстегнул парашют. Вокруг было поле, сверчки и … И маленькая черная точка в небе, которая была на самом деле большим бомбардировщиком, развернувшимся и пикирующим прямо в лоб. Похоже, Коля решил поквитаться, серьезно поквитаться. Гущин спокойно вытащил наган, расставил ноги и прицелился в фонарь кабины, коммунист маленький и беспомощный, спокойный и холодный.
- Сучонок, иди сюда. Тебя как зовут?
- Вячеслав.
- А с тобой, кто был?
- Товарищ Гущин.
- Понятно. Любишь кататься?
Ординарец Гущина так и не понял, к чему клонит правый пилот. Не понял ровно на секунду, пока стекло кабины нырнуло вниз и показало сельский тракт, по которому шла серая колонна солдат и грузовиков.
- Сейчас будем подвиг делать ,- пилот усмехнулся и посмотрел в глаза юноше, - подвиг, понимаешь ли …
И было на лице у него такая простота, как у трудяги, затаившего трояк с получки и пьющего пиво после смены, в том самом пивнаре, о котором прекрасно знала жена… и так же привычно, как штурвал токарного станка придавил он рычаг вниз…
Гущин понял все, когда снижающийся бомбардировщик начал отворачивать, а убедился после того, как поднялся в километре отсюда столб огня и земли. Опустив наган, он стянул кожаный шлем и начал мять его в кулаке, - сильно, до крови в пальцах от лопнувшего стекла авиаочков…
(продолжение будет)
|
Бар "Зеленая Тоска" [часть 8], продолжение
Страницы: (145) « Первая ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 [45] 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ...
Последняя »
