19ХХ (продолжение)
Если не считать сорванного с сельсовета, красного флага и выброшенного за общественный нужник, гипсового Ленина, ничего сверхъестественного в деревне не произошло. Опытная, не раз придавленная предыдущими реформаторами Русь по-прежнему посасывала самогон и жарила картошку из подвалов, подвалы ей так же были обжиты издревле и служили деревням для разного рода схрона, а городам - для дыб, темниц, газо- и бомбоубежищ.
Солнце палило, ребятишки купались в пруду, херр-фюрер научился выходить на крыльцо утром в расстегнутом кителе и чесать пузо, что, несомненно, показывало всасывающую силу русской деревни в целом и правильности учения графа Толстого, в частности. Очень бы хотелось вставить фразу «все это внезапно закончилось, когда…», но партизаны, авиация и прочие былинные химеры появляются не здесь. Зато, пока есть время, медленно протекающее на фоне близкой к абсолютной, русской идиллии, нарушаемой жужжанием слепней и звоном ведра, очень уместно выписать жирной акварелью на дегте портрет херр-фюрера…
Херр-фюрера звали Йохан, он немножко разговаривал по-русски и имел солидное пузо. Четыре дня после ухода танковой группы, он педантично насаживал в деревне арийскую дисциплину, потом плюнул, так как дисциплина не насаживалась. Я прекрасно понимаю эту маленькую измену великому Рейху, ибо Йохан жил и служил среди каменных домов, складов и казарм, размеченных давным-давно до Адольфа, стальной линейкой то ли масона, то ли грамотного пра-капрала. Слепень, залетевший бы с холодным ветром Балтики и укусивший часового мог послужить причиной боевой тревоги на родине Йохана, ибо нет на балтийском побережье слепней, а казарменные окна, аккуратно вмурованные в казарменные стены открывались только один раз за двести лет – да и то при взрыве порохового склада, причем вместе с кирпичами. За этими окнами постоянно шел дождь или рота новобранцев, все 365 дней в году, если послюнявить палец и потереть чистое, но помутневшее от времени стекло – открывался кусочек моря с черными дымами низких кайзеровских дредноутов, внутри которых тоже сидели матросы, и, слюнявили иллюминаторы, закостеневшие от морской соли, чтобы бездумно поглазеть на береговые казармы солдат. Своего рода, подобная служба была бы не столь порочна и походила на принудительный, но все же имеющий высокое дисциплинирующее значение, монастырь Марса, только вот время – от - времени очередная рота сворачивала с размеченного краской круга плаца и уходила в ворота, никто и никогда больше эту роту не видел, как и не видел германских побед, существующих столь долго, чтобы успеть запомнится…
А особенно Йохана злили газовые атаки и дирижабли с зажигательными бомбами, и то и другое не уничтожалось посредством годами отрабатываемого приема «Коли!, Отставить Коли! Отставить!». По сущности, империалистическая война могла бы сделать из него твердого марксиста, с анализом и диалектикой, если бы не появился Шилькгрубер, опошливший всю тонкую, марксистскую инженерию примитивным циркулем для измерения черепа нелюбителей Вагнера.
- Этот ефрейтор далеко пойдет, - сказала как-то фройлян Хильда, застегивая спальную сорочку поутру.
Мимолетная дура, светлое пятно гарнизонной жизни, совмещающая добродетель с пороком, посему востребованная армейскими материалистами и идеалистами одинаково: мороженное, эрзац-страсть, постель…
Утро было ясное, несмотря на 1 сентября 1939 года. Так ясно и тепло светится небо в центре урагана, ясно и тепло, подобно лампочке в домашнем ватерклозете, при этом вода, (или мировая война), затягивает всё, что вчера было не тем, чем стало сегодня…
… Они сокрушили всю Европу в считанные, по предыдущим меркам сроки. Они ударили танковыми дивизиями по СССР, они шли на Москву, дабы показать раз и навсегда КАКОЕ место отдано Достоевскому и прочим рассадникам духовной ржавчины, а так же товарищу Сталину – лучшему другу советских жидо-физкультурников. И в этих опьяняющих стокилометровых прорывах вновь слетела пыль со стальных крылышек шлема Зигфрида. Возможно это варварское развлечение, сносить снарядами все – от крепостей до мирной сельской водокачки и подтолкнула Йохана (и не подозревавшего о концлагерях), что Германия далеко ушла от кирхи, кухни и киндеров, и, что все равно, рано или поздно придется заплатить за спектакль, независимо из какого ряда ты его смотрел…
Спустя несколько недель, хер фюрер был замечен с сельскими пацанятами, удящим рыбу в речке, пацанятам очень нравилось обучать его русскому языку, в результате этих уроков он усвоил, что надо здороваться «Таёб тфою мать!», а прощаться «Ийдить на хуль!».
(продолжение будет, возможно…)
|
Бар "Зеленая Тоска" [часть 8], продолжение
Страницы: (145) « Первая ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 [43] 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ...
Последняя »
