Перечитываю Альберта Хофманна, впервые читал 19 лет назад. По тексту много нашёл такого, что в юном возрасте воспринималось не более чем пересказ фильма-ужастика. :)
http://axxxa.ru/xbook_93836.html Любопытна реакция расширенного сознания человека на собственную измену семье:
"Этот художник пришел ко
мне, чтобы узнать мое мнение о том, как следует понимать и толковать пережитое
под ЛСД. Он боялся, что полная перемена в его собственной жизни, ставшая
следствием его эксперимента с ЛСД, могла основываться на пустой иллюзии. Мое
объяснение - что ЛСД, как вещество биохимического действия, только подталкивает
к видениям, но не создает их, и, что эти видения скорее рождены в его душе -
дало ему уверенность в осмысленности перемен в его жизни.
ЛСД экспириенс художника
"...Потом мы с Евой отправились в уединенную горную долину. Там, на природе
я подумал, что с Евой это будет особенно замечательно. Ева была молодой и
привлекательной. На двадцать лет старше ее, я уже находился на середине
жизненного пути. Несмотря на плачевные последствия, с которыми я сталкивался
раньше в результате любовных похождений, несмотря на боль и разочарование,
которые я приносил тем, кто любил меня и верил мне, меня с непреодолимой силой
тянуло к этому приключению, к Еве, к ее молодости. Я был околдован этой
девушкой. Наш роман только начинался, но я чувствовал силу соблазна сильнее, чем
когда-либо прежде. Я непреодолимо хотел впасть в это сладострастное опьянение
вместе с Евой. Она была самой жизнью, самой молодостью. И пусть потом я попаду в
лапы к Дьяволу! Я уже давно покончил с Богом и Дьяволом. Они были для меня всего
лишь человеческими изобретениями, используемыми безбожным, безжалостным
большинством, чтобы подавлять и эксплуатировать доверчивое и наивное
меньшинство. Я хотел не иметь ничего общего с этой лживой общественной моралью.
Наслаждаться, я хотел любыми средствами наслаждаться, а "после нас хоть потоп".
"Что мне жена, что мне дети - пусть попрошайничают, если им нечего есть". Я
также воспринимал брак как социальную ложь. Брак моих родителей и браки моих
знакомых достаточно подтверждали это для меня. Пары оставались вместе, потому
что это более удобно; они привыкли к этому, и "если бы не дети..." Под предлогом
брака каждый эмоционально мучил другого до язвы желудка, или же каждый шел своей
дорогой. Все во мне протестовало против идеи любить одну и ту же женщину всю
жизнь. Откровенно говоря, я считал это отвратительным и противоестественным.
Таковы были мои принципы перед этим зловещим летним вечером на горном озере.
В семь вечера мы оба приняли по умеренной дозе ЛСД, около 0.1 миллиграмма.
Потом мы прошлись вдоль озера и присели на скамейку. Мы бросали в воду камешки и
смотрели на расходящиеся круги. Мы чувствовали слабое внутреннее беспокойство.
Около восьми мы вернулись в холл отеля и заказали чай и сэндвичи. Некоторые из
гостей все еще сидели там, рассказывали анекдоты и громко смеялись. Они
подмигивали нам. Их глаза странно блестели. Мы чувствовали себя странно и
отрешенно и боялись, что они что-то заметят в нас. На улице становилось темно.
Мы с неохотой решили пойти в свой номер. К дальнему коттеджу вдоль черного озера
вела неосвещенная улица. Когда я зажег фонарик, гранитная лестница, которая вела
от прибрежной дороги к дому, словно воспламенилась ступенька за ступенькой. Ева
вся испуганно вздрогнула. "Как зловеще" пронеслось у меня в голове, и внезапный
ужас проник в мои конечности, я знал: будет очень плохо. Вдалеке, в деревне,
часы пробили девять.
Когда мы, испуганные, очутились в комнате, Ева рухнула на постель и
посмотрела на меня широкими глазами. Было просто невозможно думать о любви. Я
присел на краю постели и взял Еву за руки. Потом пришел страх. Мы впали в
глубокий неописуемый ужас, которого никто из нас не понимал.
"Посмотри мне в глаза, посмотри на меня", умолял я Еву, но ее изумленный
взгляд был направлен в сторону от меня, а затем она в страхе громко вскрикнула и
вздрогнула всем телом. Выхода не было. За окном была лишь темная ночь и черное
бездонное озеро. В общем доме все огни погасли; люди, наверное, ушли спать. Что
бы они сказали, если бы видели нас сейчас? Возможно, они позвали бы полицию, и
тогда все стало бы еще хуже. Скандал по поводу наркотиков - невыносимо
мучительная мысль.
Мы не могли больше сдвинуться с места. Мы сидели в окружении четырех
деревянных стен; между досок дьявольски темнели щели. Становилось все
невыносимее. Вдруг дверь открылась, и вошло "нечто ужасное". Ева громко
вскликнула и спряталась под покрывало. Снова крик. Под покрывалом было еще
страшнее. "Смотри мне прямо в глаза!" взывал я к ней, но она вращала глазами
взад и вперед, как безумная. Я понял: она сходит с ума. В отчаянии я схватил ее
за волосы, чтобы она больше не смогла отвернуться от меня. Я видел жуткий страх
в ее глазах. Все вокруг нас было враждебным и пугающим, как будто все хотело в
следующий миг напасть на нас. Ты должен защитить Еву, ты должен продержать ее до
утра, тогда действие кончится, сказал я себе. Однако затем я снова погрузился в
невыразимый ужас. Больше не было ни времени, ни рассудка; казалось это состояние
будет длиться вечно.
Предметы в комнате ожили, как на карикатурах; они презрительно усмехались
со всех сторон. Я заметил Евины туфли с черно-желтыми полосками, которые я
считал такими возбуждающими; они стали двумя огромными злыми осами, ползавшими
на полу. Водопроводные трубы в душевой превратились в драконью голову, глаза
которой - два крана - злобно смотрели на меня. Мне пришло на ум мое имя Георг, и
я сразу почувствовал себя рыцарем Георгом, который должен сражаться за Еву.
Крик Евы вырвал меня из этих мыслей. Вся в поту и дрожащая, она прижалась
ко мне. "Я хочу пить", простонала она. С большим усилием, не выпуская Евиной
руки, мне удалось достать ей стакан воды. Но вода, казавшаяся вязкой и тягучей,
была отравлена, и мы не смогли утолить ей своей жажды. Две настольных лампы
сияли странным свечением, как адские огни. Часы пробили двенадцать.
Это ад, подумал я. Нет никакого Дьявола и демонов, но, тем не менее, они
ощущались в нас, заполнив собой комнату, они мучили нас невообразимым ужасом.
Воображение, или нет? Галлюцинации, проекции? - этот вопрос не имел значения
лицом к лицу с реальностью страха, внедрившегося в наши тела и заставлявшего их
дрожать: существовал только страх. Вспомнившиеся некоторые эпизоды из книги
Хаксли "Двери восприятия" принесли мне короткое успокоение. Я взглянул на Еву,
на это плачущее, испуганное, измученное существо, и ощутил сильное сострадание и
жалость. Она стала мне чужой; я едва узнавал ее теперь. Она носила на шее тонкую
цепочку с медальоном Девы Марии. Это был подарок ее младшего брата. Я обратил
внимание на благотворное, успокаивающее излучение, связанное с чистой любовью,
которое исходило от этого ожерелья. Но вслед за этим снова ворвался страх, как
бы желая окончательно нас уничтожить. Мне понадобились вся моя сила, чтобы
сдержать Еву. Я слышал, как за дверью таинственно тикал электрический счетчик,
как будто хотел в следующий миг сообщить мне нечто важное, злое и
опустошительное. Презрение, насмешки и злоба снова зашуршали изо всех углов и
щелей. И вот посреди этой агонии, я услышал вдалеке звон коровьего колокольчика,
как дивную, заманчивую музыку. Однако он вскоре умолк, и снова сразу же
воцарился страх и ужас. Как тонущий надеется на спасительную доску, так и я
желал, чтобы коровы вновь очутились возле дома. Но все оставалось безмолвным, и
только счетчик трещал, гудел и жужжал вокруг нас словно невидимое зловредное
насекомое.
Наконец стало рассветать. К большому облегчению я заметил, как возник свет
в щелях ставен. Теперь, я мог предоставить Еву самой себе; она успокоилась.
Обессилевшая, она закрыла глаза и уснула. Пораженный, в глубокой печали, я
присел на краю кровати. Ушли моя гордость и самоуверенность; все, что осталось
от меня - небольшая горсть страдания. Я посмотрел на себя в зеркало и вздрогнул:
я стал на десять лет старше за эту ночь. Подавленный, я уставился на свет от
настольной лампы с жутким абажуром из переплетенного пластмассового шнура.
Мгновенно свет стал ярче и начал мерцать и искриться на пластиковом шнуре; он
сиял как бриллианты и самоцветы всех оттенков, и меня переполнило ошеломляющее
чувство счастья. Все сразу, и лампа, и комната, и Ева, исчезли, и я обнаружил
себя посреди удивительного, сказочного ландшафта. Он был похож на внутренности
огромной готической церкви, с бесконечными колоннами и готическими арками. Они
были сделаны не из камня, а скорее из хрусталя. Голубоватые, желтоватые,
молочные и ясно-прозрачные хрустальные колонны окружали меня как деревья в лесу.
Их вершины, и арки терялись в головокружительной высоте. Перед моим внутренним
взором появился яркий свет, и чудесный мягкий голос заговорил со мной из этого
света. Я не слышал его своими ушами, а скорее воспринимал его, как ясные мысли,
возникающие внутри.
Я понял, что в ужасе прошедшей ночи я воспринимал мое собственное личное
состояние: эгоизм. Моя самость отделяла меня от человечества и привела к
внутренней изоляции. Я любил только себя, не своего ближнего; только
удовольствие, которое давали мне другие. Мир существовал только для
удовлетворения моей жадности. Я стал жестоким, холодным и циничным. Ад показал
мне это: эгоизм и отсутствие любви. Поэтому все и казалось мне чужеродным,
презрительным и пугающим. Вместе со слезами, меня озарило знание, что истинная
любовь означает отказ от эгоизма, и что не желания, а, скорее, самоотверженная
любовь строит мост к сердцу другого человека. Волны невыразимого счастья
катились по моему телу. Я испытывал божественное милосердие. Но как могло быть,
что оно проистекало на меня именно из этого дешевого абажура? Внутренний голос
ответил: Бог есть во всем.
Пережитое у горного озера дало мне уверенность, что за пределами
преходящего материального мира существует неумирающая духовная реальность,
которая и есть наш истинный дом. Теперь я на пути домой.
Для Евы все осталось лишь дурным сном. Вскоре после этого мы расстались."