QUOTE (ЭльГрис @ 17.10.11 - 21:56) | :) Люди, будьте добрее, и занимайтесь своими делами! :) |
...и "Спешите делать добро"... Вчера опять вспомнил это изречение и, - в который раз! - упрекнул себя в нерасторопности. Вы поймете меня, если наберетесь терпения и прочтете пост из моей записной книжки, сделанный еще летом...(нудновато, но завтра я вряд ли его выложу)
Жена зашла в небольшой магазинчик, что на углу бульвара Санта Моника и Джениси стрит. Я остался дожидаться ее в тени раскидистого дерева. Полуденное солнце резвилось повсюду, куда достигали его яркие лучи. У перехода собирались пешеходы. Бросив на них косвенный взгляд, от нечего делать стал наделять всех их персональными характеристиками, присущими особенностями, достоинствами и недостатками, которые могут помочь ясному представлению о личности и того, что можно ожидать от этой личности. Вот девушка с черными, живыми, красивыми глазами, с открытым и умным выражением лица. Высокий, хорошо сложенный юноша приятной наружности – идеальная пара. Негр, в юродивой майке и предосудительных штанах: грубый и некрасивый, как первородный грех. Женщина в разумной шляпке, описание которой потребовало бы знаний, которыми я не обладаю. Строгая, высокая дама; острый кончик носа смотрит слегка влево, тонкие губы, сдвинутые в две яркие полоски, свидетельствуют о крутом нраве, а маленькие, колючие глазки излучают холод в котором остывают чувства и умирает музыка. Спотыкаясь на немыслимых каблуках, идет высокая стройная девушка; приблизилась,..и обнаружила полную непричастность к красоте. А вот старушка, нет не старушка – леди преклонного возраста. Я пригляделся к ней и утвердился в своей оценке – такие женщины, как она, никогда не становятся старухами. Они до конца несут в себе какое-то особое благородство, обаяние и достоинство, несмотря даже на то, что мир и обстоятельства порой поворачиваются к ним неприветливой стороной. Особенно поражали ее глаза, где еще горело едва уловимое пламя молодости, темные с какой-то голубизной под темными веками. Маленькие ноздри тонкого носа нервно вздрагивали. Она часто прижимала к груди исхудалые руки. По всему было видно, что ходьба дается ей с трудом. Загорелся разрешающий знак перехода. Пешеходы ринулись на противоположенную сторону улицы, а она все ни как не решалась ступить на проезжую часть. Светофор отсчитал на табло секунды, и включил «запрещающую ладонь». Она стояла одинокая, растерянная и беспомощная. Я подошел и предложил свою помощь. Губы ее задрожали, тихо поблагодарив, она с признательностью схватилась за мою руку, сказала, что живет в апартаменте на противоположенной стороне. Я заверил ее, что провожу до самого дома. Когда мы переходили улицу, она остановилась и прижала свою маленькую седую головку к моей груди; то ли от усталости, то ли в знак благодарности: так она делала несколько раз и, напоследок, у двери своей квартиры. Возвращаясь, я стоял на переходе смотрел на презренную действительность и думал об этой хрупкой, немощной женщине: когда-то она была молода, здорова и красива. Много пышной прелести земной видели ее лучистые глаза. Сколько любовных благоуханий вдыхали ее жадные к весеннему ветру ноздри, уста, стенавшие в похоти, руки познавшие сладостные касания. Сколько мужчин готовы были пожертвовать всем и сделать все самое невозможное ради нее. Сколько женщин провожали ее завистливым взглядом, готовые на всевозможные ухищрения ради того, что бы хоть немножко быть на нее похожей. А теперь она одинокая, покинутая и забытая всеми стоит в очереди в вечность в обычной съемной квартире, затерянной в джунглях огромного равнодушного и безучастного к ее страданиям города.
PS. Вчера, завершив обычные дела, мы отправились в «наши» магазинчики на Санта Монике. Жена занялась своим любимым делом. А я решил навестить мою знакомую. Выбрал в магазине красивую розу и направился по знакомому адресу. Дверь отворила соблазнительно дебелая мексиканка. От неожиданности я так оторопел, что не нашелся что сказать. В узкое пространство между косяком и женщиной шустро протиснулась ребятня мал мала меньше и стала с любопытством глазеть на меня снизу вверх. Сеньора, подоткнув руками то место, которое я обычно называю талия, бросила на меня – затем на розу в моей руке – вопросительный взор, полный недоумения и на очень усеченном английском поинтересовалась, кто я такой и что мне надо. На мой вопрос о пожилой леди, довольно бесцеремонно ответила, что вселилась сюда пару недель тому назад и ничего не знает ни о нынешних соседях, ни, тем более, о прежних жильцах. Я поблагодарил ее, машинально погладил вихрастую смолистую "кочку", что была ближе ко мне и пошел прочь. На углу Джениси так же машинально бросил розу в урну, сделал еще несколько шагов обернулся и долго смотрел на железный ящик. Какая грустная аллегория! Какой печальный эпилог! Какая, все-таки, жестокая и неотвратимая эта штука – жизнь!
|