Сегодня я здорово, как говорят, лохонулся! И обозвал себя,..не скажу как... Замечу только, что впервые употребил это выражение по своему адресу очень, очень давно, в мореходке... Окна нашего кубрика смотрели с высотки Адемгородка прямо на Площадь. Внизу двухэтажные жилые дома, еще ниже железная дорога и опять вверх, – а там площадь, за ней, на холме два здания городской администрации. К одному из них ведёт широкая, белокаменная лестница. Славненько отоспавшись после ночной вахты, я подошёл я к окну и увидел странную картину. Вся лестница и прилегающие газоны (а уже была весна, травка зеленела) пестреют чёрными бушлатами. Апокрифический табун вздыбленных жеребцов роет копытами тёплую весеннюю землю и стремительно летит на штурм горкома. – Чего это они? Спросил я у Валерки-Сурика – В комсомол побежали. – Сдурели что ли? – Сдуреешь тут! Перед построением батя Бакунавец (ротный) брякнул, что всем тем, кто не состоит в комсомоле визу не откроют!Чё не слышал что ли? – Так чтож ты молчишь, титька кастрюлькина! – Взвинтился я. – А ты что, не комсомолец что ли!? Я мигом накинул на лоб мичу, схватил бушлат и помчался по трапу вниз: – Вот идиот! Друг называется! В комсомольской обители было не протолкнуться. Бурсаки, все как один, вдруг осознали, что без комсомола жизни своей не представляют, потому что без него, без комсомола, жить стало совсем невмоготу. Курсант-Подзюбан осознал это глубже всех; аж до невозможности: – Пропусти меня! – Пытался оттолкнуть он старшину маслопупов. – Пропусти, тебе говорят! А то хуже будет! Хатка (Нетудыхатка, настоящая фамилия) стоял у двери как глыба и тупо таращился на Подзюбана, сопел и твердил: – Упирёд я..! Посли миня, я те гаварю! Подзюбан назойливо пытался пнуть хохла головой в живот, но тот ловко откидывал пламенного кандидата: – Та шо ты..! Нэ, ну вы глянтэ, глянтэ...!..Та угомоныся ты концы-концов!.. Выпустили первую партию счастливчиков. Затем вторую, третью. Я был последним, замыкающим. Комиссия уже порядком устала и хотела только одного – скорей бы вся эта кутерьма закончилась. Едва я вошёл и открыл рот доложить товарищам из бюро, что комсомольская горячка зазудилась у меня не просто так на ровном месте, а от широкого осознания и глубокого понимания, но секретарь перебил меня, устало махнув рукой, – знаем мол, видим, – и автоматом выпалил: – Единогласно! А в это самое время, два наших ядрёных балбеса – БеленА (Белянин) и Сорока (Сорокин) удрали в самоволку и протабанили эту пи...свистопляску, но визы им всё-равно открыли. Вот тогда, в первый раз и обозвал я себя,..не скажу как...
Приятных, Вам, выходных! |