Гелла, понятно. А я вот статью прочитал.
QUOTE | Как любить языком Нам не хватает «глаголов коитальной семантики»
Русский язык все еще не готов к сексу. У нас так до конца и не сложился набор слов, отображающих всю тонкость и многообразие интимной жизни. Это касается и физиологических действий, и социальных отношений между полами. Слова, конечно, есть, но нет единства в их понимании носителями языка. Похоже, мы стоим на пороге очередной сексуальной революции. На этот раз — лингвистической. Вместе с культурологами, лингвистами, историками и психологами журналисты «РР» проанализировали нынешнее состояние «русского интимного» и предположили, как этот язык изменится в будущем. Галина Гончарова, Алексей Торгашев, Григорий Тарасевич поделиться: 7 марта 2012, №09 (238) размер текста: aaa
—Ты хочешь трахаться, а я хочу заниматься любовью. И вряд ли у нас что-то получится. Впрочем, возможен компромисс: мы с тобой займемся сексом… — объясняет девушка молодому человеку, пришедшему к ней в гости. Молодой человек в смятении. После столь сложной лингвистической конструкции ему вообще хочется допить побыстрее чай и бежать домой. С чаем хоть понятно — пьешь его и пьешь, безо всяких смысловых нюансов.
«Трахаться», «познать друг друга», «спать», «совокупляться», «заниматься любовью», «заниматься сексом»… Все перечисленные слова и словосочетания обозначает практически один и тот же процесс, но имеют абсолютно разные смыслы. Причем их еще и каждый понимает по-своему. Порой единства в толковании термина нет даже у тех двоих, что занимаются этим самым «познанием». То же самое и с отношениями: «партнер», «молодой человек», «любовник», «бойфренд»…
Классический пример этого языкового несовершенства продемонстрировал Сергей Довлатов в своем «Соло на ундервуде»: «Прогуливались как-то раз Шкляринский с Дворкиным. Беседовали на всевозможные темы. В том числе и о женщинах. Шкляринский в романтическом духе. А Дворкин — с характерной прямотой. Шкляринский не выдержал:
— Что это ты? Все — трахал да трахал! Разве нельзя выразиться более прилично?!
— Как?
— Допустим: “Он с ней был”. Или: “Они сошлись…”
Прогуливаются дальше. Беседуют. Шкляринский спрашивает:
— Кстати, что за отношения у тебя с Ларисой М.?
— Я с ней был, — ответил Дворкин.
— В смысле — трахал?! — переспросил Шкляринский…»
Мы не знаем, как правильно говорить о том, о чем так много думаем. Проблема обширна — от волнующего вопроса «Как мне тебя называть, дорогой?» до Уголовного кодекса, в котором есть лишь «действия сексуального характера», под которыми может подразумеваться как невинный поцелуй в щеку, так и суровая оргия с наручниками и хлыстами.
«Разойтись» и «развестись»
— Если использовать традиционную русскую терминологию, то я б^%дь, — без тени смущения объясняет женщина лет пятидесяти пяти. Она известный историк-архивист и знает, о чем говорит.
Вот уже двадцать пять лет она живет в незарегистрированном браке. По всем признакам это полноценные супружеские отношения: совместная жизнь, общий бюджет, и даже в адресе электронной почты использована фамилия мужа. Но они не расписаны, а значит, с точки зрения архаичной морали иначе как б^%дством их отношения назвать нельзя. Впрочем, современное общество считает эти отношения вполне допустимыми и даже одобряет их.
— По словам, которые есть в языке, мы можем понять, что представляли собой семейные отношения в разные эпохи, — рассказывает Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ. — Какие-то слова вымываются, а некоторые — появляются. В качестве примера можно привести слова «вуй» (брат матери) и «стрий» (брат отца). В какой-то момент стало не так важно в культурном отношении различать, по какой линии происходит тот или иной дядя. В итоге осталось просто слово «дядя», а «стрий» и «вуй» выпали.
В последние два десятилетия нашему языку пришлось нелегко. Чуть ли не каждый день появляются новые сущности, и нужно их как-то отражать и фиксировать. С бизнесом и технологиями все относительно просто: мы впитали тысячи заимствований из английского. Сегодня нас уже не смущают ни «гаджеты», ни «файлы», ни даже «сейлз-менеджеры».
Язык, описывающий государственное устройство, оказался более хитрым конгломератом. Тут смешались остатки советских названий (район, область), дореволюционные обозначения (дума, губернатор) и западные заимствования (департамент, префектура, мэрия). Но эта каша довольно быстро стала привычной благодаря ежедневному тиражированию средствами массовой информации.
Секс для нас тоже был относительно новым явлением. Язык советской эпохи был очень консервативным и простым, как и сами интимные отношения. Известный лингвистический факт: эскимосы различают несколько десятков видов снега. Для только что выпавшего пушистого снега нужно одно слово, для подтаявшего — другое, для слежавшегося — третье. Интимные отношения сегодня становятся все более разнообразными и требуют обозначения отличного от привычного «трахаться».
Проблема в том, что, в отличие от ситуаций с технологиями, бизнесом и политикой, появление новых слов в области сексуальных отношений сильно отстает от возникновения новых смыслов. Конечно, пресса и медиа стали более раскованными. Но интимная лексика все равно носит оттенок табуированности и распространяется гораздо медленнее.
— Есть человеческие действия, которые издревле были под запретом. Как правило, они были связаны с «телесным низом». Это никогда не было публичным, — рассказывает Максим Кронгауз. — Секс, как правило, считается делом интимным, это дело двух, иногда больше людей, но никогда не публичное. Наше общество более патриархально, чем, например, европейское.
Дело тут даже не в запретности, а именно в интимности. Большинство из нас уже достаточно раскованны, чтобы говорить о своей личной жизни. Близкий друг может признаться, что у него с некой девушкой «случился секс». Но он не будет это делать, когда вокруг много народу. Лексика не обкатывается на массах, а значит, норма словоупотребления, признанная большинством носителей языка, появится еще не скоро.
И этой норме снова придется догонять изменившиеся социальные реалии. Прежняя схема интимных отношений была простой. Сначала юноша и девушка «встречаются». Развитие последовательное: взгляды — разговоры — держания за ручку — объятия — поцелуи — секс. Либо до секса, либо после могла наступить стадия «жениха» и «невесты», а после нее — «мужа» и «жены». Если речь шла о внебрачной связи, то это были «любовник» и «любовница». Дальше наступала старость, которая с сексуальной жизнью никак не ассоциировалась.
Сейчас все сложнее. Первое, что бросается в глаза, — обилие незарегистрированных пар в самых разных возрастных группах. Этот тип отношений встречался и раньше, но не имел такого размаха — соответственно, языковой проблемы просто не возникало. Были слова «сожитель», «сожительница», имевшие устойчивый негативный оттенок.
Сейчас явление стало массовым. Люди живут вместе по многу лет, иногда даже детей рожают, но при этом не собираются ставить штамп в паспорт. На вопрос «Почему?» следует ответ «А зачем?». По данным Всероссийской переписи, среди людей, считающих себя состоящими в браке, примерно 13% свои отношения не регистрировали. Кстати, Росстат, проводивший перепись, фактически утвердил название для расставшейся нерасписанной пары. «Разведенные» — это про тех, у кого штамп в паспорте был, и «разошедшиеся» — у кого не был.
Но тут проблема решаемая. В конце концов можно все это именовать «гражданским браком» (правда, раньше так назывался светский, то есть заключенный вне церкви, но именно брак — впрочем, слова часто меняют значение), а его участников — просто «мужем» и «женой».
— По моей субъективной оценке, слово «муж» все чаще используется независимо от официального статуса отношений. С этим я сталкивалась и в Сети, и при устном общении, — объясняет филолог Евгения Кац. — Язык таким образом фиксирует то, что совместная жизнь без штампа становится нормой в русском обществе. |
Продолжение здесья голосовал за заниматься сексом. Модно и молодежно. |