Религия – это служение Богу, система веры, форма сознаия, идея, побуждающая определенным образом относится к окружающей действительности.
Все мы: верущие и атеисты, набожные и безбожники, крещённые и нехристи находимся в абсолютной зависимости от социокультурных рамок христианства. Православие – это ветвь, вобравшая в себя помимо христианской, и культуру дохристианской Руси, “языческих” культур, многонациональную культуру народов и многое другое.
История России, российской культуры, прежде всего – это история русского православия. Невозможно жить и существовать вне религии, так же как и невозможно жить и существовать вне истории. Хотим мы этого или не хотим, но все равно подчиняемся ходу истории, течению религии. Вольно или невольно, религия оказывает свое влияние на наше мышление, интеллект, мироощущение, суждения, наше бытовое и социальное восприятие вещей, и наше поведение, причём, где бы мы не были, куда бы нас не забросила судьба и какой бы мир нас не окружал, – мы всё равно будем питаться из тех истоков из котороых произросли наши корни, и будем шелестеть той листвой, которой суждено было судьбе покрыть нашу бренную сущность.
Правоту этого моего наблюдения подтвердил случай, которому я был невольным свидетелем. И, если вам, любезный мой читатель, приведется посетить Лос Анжелес и побывать в Спасо-Преображенском храме, что расположился на небольшом пятачке Западного Голивуда, между бульварами Сансет и Санта Моника, вы можете встретить, – а при желании и познакомиться – со свидетелями и участниками события, ниже описанного хоть и корявым, но зато достоверным языком.
Историю храма я не знаю, не интересовался, но думаю, что теперь уж точно поинтересуюсь.
Не спрашивайте меня почему я решил посетить именно этот храм, находящийся в стадии ремонта и реставраци и, как мог заметить даже неискушённый взгляд, пребывающий в этой стадии очень длительное время; не спрашивайте, ибо я и сам не знаю почему.
Поставил свечи, – они всегда завораживают меня своим трепетным мерцанием, помогают сосредоточится, углубиться, вникнуть в себя, слушать и слышать собственную совесть.
Пение хора и молитва отца Александра блаженно струились и разливались в собрании прихожан, в проходах среди колонн; и пред бесстрастными ликами святых, вместе с благоуханным дымком из кадильницы и восковых свечей, возносились высоко вверх под белые своды храма, расширяя душу, облагораживая помыслы и вознося всех нас грешных над тщетой корыстной повседневности.
Служба подходила к своему мирному завершению когда вдруг, ни с того ни с сего, в течение мира и покоя ворвался, что называется, водоворот нешуточных страстей.
Недвусмысленные звуки заурядной потасовки, вывели меня из "погруженного"состояния, а пронзительный крик, свойственный бедуинкам-плакальщицам, буквально открыл мои глаза, пред которыми разворачивалась классическая сцена –“восстание бунтаря одиночки”: сухонький, крепкий старичок, с белой шапкой всклоченных волос, с такой же белой всклоченной бородкой и распушенными усами, пытался ухватить священослужителя – при исполнении – за грудки своей сухонькой, но еще довольно крепкой, костлявой рукой, выкрикивая альтернативные месту и времени слова. Другой тождественной рукой он пытался сорвать с шеи ответственного лица увесистый золоченый крест. Один из стремительных наскоков бунтаря чуть было не увенчался успехом, но подмога не заставила себя ждать, да и сам отец Алесандр оказался не робкого десятка: кто-то скрутил мятежную руку за спину, кто-то схватил возмутителя элементарно за шкирку, кто-то уперся руками в спину и общими усилиями православные братья вывели, правельнее сказать, вытолкали упирающегося преклонного хулигана под белы рученьки вон из храма.
Тишину и спокойствие окончательно восстановил чей-то назидательно-саркастический окрик в сторону “бедуинки-плакальщицы”, закатившей глаза ввысь поднебесную:”Чё кричать-то?! Всё давно уже кончилось!”
Я спросил стоящую рядом миловидную прихожанку: кто этот старец видом своим возбужённым и норовистым напоминающий старика Хотабыча, и попросил объяснить, если она в курсе, суть произошедшего. Она охотно и любезно поведала мне о том, что отец Александр отбывает, по приглашению, на две недели в Россию и намеревается побывать в Москве, Екатеринбурге, Курске с тем, чтобы заваязать духовные и чисто человеческие контакты и отношения с тамошними российскими приходами. А этот старичок, имени его, к сожалюению, она не знает, ещё из тех старых эммигрантов первой волны, и решительно против любых контактов с “большевицкими церквями”. Он уже два раза смущал приход своими выходками, и вот, на этот раз, пришлось прибегнуть к крайней мере.
После службы я вышел из храма, пересек улицу, и увидел отходящий автомобиль (именно отходящий), потому что плавный, торжественный ход его напоминал старинный пароход, большой и мощный, медленно покидаюищий гавань. Видавший виды, потускневший, но неуязвленный временем, и даже не поцарапанный “Форд” с достоинством покидал автомобильную стоянку. За рулём сидела негодующая супруга мятежника, которая во время дебоша в храме, будучи в крайне возбужденом состоянии выражала недовольство поведением бравых христиан, и, призывая в свидетели всех мученников и святых, возмущалась: дескать, так вышвыривать человека из храма – это стыд и позор!
На заднем сидении расположилась дама по-моложе – очевидно дочь непримеренца, – которя напротив, всячески и тщетно уговаривала смутьяна не устраивать скандал в стенах святыни.
Виновник заварухи восседал впереди гордо и победоносно, олицетворя собой чувство исполненного долга и вызов судьбе.
В нём был запечатлен не отделльный момент, но всё его существование в целом, а если бы у меня было достаточно вермени, чтобы рассмотреть его хорошенько, – то я, неприменно, смог бы угадать множество существований.
Поношеный, но всё ещё добротный, хорошего покроя костюм ладно сидел на его прямых плечах. Прямая спина и такая же крепко посаженная на нее прямая шея с гордо вскинутой головой, покрытой белой шапкой волос, выдавали несомненную выправку кадетского корпуса, а открытый, бескомпромисный взгляд живых умных глаз обличал недюженную, решительную личность, в этом, уже совсем немолодом человеке из “прошедшего времени”. *
Проходят годы и уходят эпохи, меняются идеологии и рушатся империи, время сглаживает, заметает и, кажется, делает невидимой колею колесницы истории, покрывая прошлое прахом забвения. Но это только кажется. Оказываетя, есть люди, которые, как бы остаются, застревают там, в том далёком, смутном времени: пережитые невзгоды, потери и утраты, обиды, а может быть и унижения тревожат память, щемят сердце, будоражат душу, ослабляя волю разума, который взывает к “справедилвости”, забывая о разумном и вечном. Но, впрочем, в этом не их вина, а точнее сказать, не только их вина.
Случай этот навел меня на мысль и убедил в том, что споры о религии происходят не только между верущими и неверущими, и не только между конфессиями, но они происходят и между верущими одной конфессии, причем, иногда происходят очень даже бурно.
________________________
“прошедшего времени”. *“Золотой теленок” Ильф и Петров
-------------------------------------------
Многовато. Не спорю, но так уж получилось...
|
Религия, вера в....
Страницы: (102) « Первая ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 [37] 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ...
Последняя »
