про натюрморты: Был такой замечательный питерский фотограф Борис Смелов. Помимо всего прочего, он снимал чудесные натюрморты (IMG: http://img13.nnm.ru/imagez/gallery/8/e/7/8/a/8e78a37b22fee83b89c601fa6f26b9ad.jpg) Вот что пишут о них в одной из статей о Смелове (источник, правда, непонятный какой-то, но статья мне понравилась) QUOTE | Натюрморт Смелова в сущности бессюжетен. В нем нет рассказа, нет интриги и нет драматургии (в обычном смысле слова). И тем не менее зрители подолгу простаивают перед его работами. Почему?
Взгляд зрителя сначала привлекает какой-нибудь из наиболее освещенных сияющих предметов, затем он скользит к следующему, темному и матовому, от него — к какому-нибудь бликующему хрусталю и так обходит по кругу весь лист, чтобы начать движение снова, но уже по слегка измененной, более извилистой траектории. Именно потому так трудно отойти от этих натюрмортов, что глаз зрителя выискивает все новые ходы и движения и, соответственно, впечатления. Чем достигается этот завораживающий эффект? Четкой, хотя и прихотливой ритмикой расположения предметов, замкнутостью всех основных линий композиции, неукоснительным равновесием размещения масс, света и тени, музыкальным ритмом разбрасывания световых бликов и пятен и множеством других обстоятельств, которые даже сам фотограф затруднился бы выразить словесно.
Анри Матисс в своих статьях подобным образом объяснял, как он организует непрерывное циклическое движение взгляда зрителя в конкретных натюрмортах. Стало быть, художник делает это совершенно сознательно. Зачем? Не хочет же он в самом деле заколдовать зрителя и навсегда запечатать, если не его самого, то его взгляд в глубинах своего произведения? Нет, конечно. Ответ очень прост: натюрморт подобен музыкальному произведению и должен быть «прослушан» от начала до конца, как соната со всеми вариациями основной музыкальной темы. Когда разглядываешь хороший натюрморт, всегда кажется, что там, внутри, звучит музыка.
Большинство своих натюрмортов Борис снимал дома, ставил их не спеша и с любовью. Самые известные сняты в уютном эркере дома Жилиной на Восемнадцатой линии Васильевского острова. Эти натюрморты, можно сказать, хранят тепло рук мастера, и у зрителя возникает впечатление почти домашнего общения с ним.
Иногда процесс постановки натюрморта длился несколько дней и домашним запрещалось прикасаться к стоящим на столе предметам: на все время работы они становились священными. Однажды Борис в числе прочего поставил вазу с одуванчиками и затем терпеливо ждал, когда они отцветут и превратятся в нужные ему пушистые шары.
Борис всегда восхищался малыми голландцами, и в первую очередь натюрмортами Кальфа, Класса, особенно теми, где срезанная кожура лимонов свисает с края стола прихотливой спиралью. Разумеется, Пти никоим образом не пытался делать фоторемейки малых голландцев, но оглядка на них постоянно чувствуется в его натюрмортах.
Произведение искусства в жилье человека — ситуация непростая, в некотором смысле даже трагическая. Если в фотографии или живописи есть элемент рассказа, этот рассказ прочитывается конечное число раз, после чего отторгается разумом, а самое мощное эмоциональное напряжение постепенно редуцируется, и в конце концов обитатель жилища просто перестает замечать артефакт, даже если это — шедевр. Он попадает в «мертвую зону» восприятия. Чтобы общаться изо дня в день с одним и тем же зрителем, произведение искусства должно обладать определенными свойствами, прежде всего иметь ритмическую, музыкальную структуру. И тогда мимолетный взгляд на даже хорошо знакомую фотографию вступает с ней во взаимодействие — некое подобие прослушивания любимого, хотя и давно забытого музыкального отрывка. Хороший натюрморт отчасти напоминает музыкальную шкатулку. Натюрморты Смелова — артефакты счастливые: они камерны, музыкальны и способны вести со зрителем постоянный неторопливый разговор. |
|